Порабощенные сердца - Страница 8

— Размести своих пленных рабов, Маурик, так, как ты соглашался сделать. Или твое слово ничего не стоит?

Маурик проигнорировал язвительное замечание и взглянул на Мирддина.

— Ты не можешь убедить меня в правильности этого плана. Однако, — он перевел взгляд на Церрикса и улыбнулся, — я выполню твое приказание… пока, — тихо добавил он.

Мирддин удовлетворенно вздохнул и повернулся лицом к толпе, подняв руки к небу, словно через него передавалась с небес на землю некая весть.

— Дабы послужить стремлению богов к равновесию, от их имени я объявляю: эти пленники не должны быть убиты. — Несмотря на особое уважение к друиду, в толпе раздались сердитые крики протеста и сомнения. Мирддин взглянул на толпу и продолжил: — Это не значит, что они останутся безнаказанными. С этого момента они не являются больше свободными людьми. Теперь они — рабы, которые будут выполнять работу тех, кого нет больше в этом мире. Среди вас многие проводили своих сынов и отцов, братьев или мужей в мир иной. Взамен вы получите одного из этих рабов.

У Рики перехватило дыхание. Она не хотела все это слышать и отчаянно надеялась, что ее подозрения не оправдаются. Страх сжал ей горло. Даже когда Мирддин кивнул ей, она все еще не хотела верить.

— Во имя Беленуса — нет! — прошептала она, вызывая имя бога из глубины подсознания. Это — безумие! Как может она согласиться и принять римлянина в качестве раба? От одного только слова «римлянин» ей становилось дурно. Невозможно будет даже взглянуть ему в лицо, тем более выносить его присутствие, не воскрешая весь ужас совершенного с ней.

В отчаянной мольбе о помощи она взглянула на Маурика.

— Пожалуйста, — шепнула она, уже зная, что ее просьба тщетна. Ее родственник, стараясь не встречаться с ней глазами, смотрел куда угодно, только не на нее.

Мирддин повернулся к воинам, охраняющим пленников.

— Снимите колпаки и раскуйте их. Посмотрим на наших врагов.

Возбуждение толпы, только что успокоенной жрецом, вспыхнуло вновь. С новым энтузиазмом собравшиеся требовали, чтобы теперь Маурик как предводитель отряда открыл лицо первого пленника.

Маурик вновь обрел власть над толпой и медлил с деланным нежеланием, которое, как он знал, подогревало лихорадочное возбуждение его сторонников. А они выкрикивали его имя все громче и громче, пока он наконец не направился к первому пленнику. Маурик откинул назад голову, медленно повернулся, и его торжествующий взор остановился на Церриксе.

Рика снова услышала вызов в его словах:

— Я выполню твое приказание… пока.

Сохраняя на губах самодовольную улыбку, Маурик повернулся к шеренге пленных и сорвал капюшон с первого из них. Рика взглянула с отвращением. Этот человек воплощал все, что она помнила о тех, кто ворвался той ночью в деревню. Небольшого роста, поджарый и жилистый, с темными волосами и кожей оливкового цвета, выдававшими жителя далекого и великого Срединного моря. Его лицо было искажено ненавистью. Маурик двинулся ко второму человеку. Когда он сорвал с него капюшон, в толпе раздался смех, и Рика поняла его причину — уши. Большие, ворчащие в стороны, вместе с копной рыжих волос и россыпью веснушек на лице вовсе не придавали ему свирепый вид. К тому же в глазах отсутствовала страшная ненависть первого. Этот пленник смотрел на толпу с идиотским выражением, которое вызывало не злобу, а веселье.

Маурику не понравилась перемена в настроении толпы, и он постарался снова подогреть ее враждебность.

— Эй ты, Лаег! Тебе весело смотреть на одного из тех, кто убил твоего отца? А ты, Гвидир? Ты веселишься, значит, ты забыл, что у тебя культя вместо руки и твоя женщина должна браться за косу, чтобы убрать урожай! Лучше не смейся, а требуй, требуй себе раба-римлянина. Согни его спину плугом и кнутом! А ты, Нейрин! Ты богат, но к чему тебе богатство, если сын, которому ты передал бы его, ушел в мир иной, отправленный туда римской сталью!

Как хворост, подброшенный в затухающий костер, слова Маурика воспламенили толпу. Крича, они с вновь вспыхнувшей злобой требовали продолжения. Достигнув своей цели, Маурик сдернул капюшон с третьего пленника. Как и остальные, солдат был без шлема. Это был скорее мальчик, чем мужчина. Мертвенно-бледный, несмотря на загар, он стоял на месте, как завороженный, с пустыми и невидящими глазами. Жалость вновь вспыхнула в ней. Наверное, это было вызвано юностью пленника. Она перевела свой взгляд на следующего. Здесь вряд ли могло возникнуть чувство симпатии. Это был огромный, похожий на медведя человек устрашающей наружности, далеко не в расцвете сил. Нижняя часть его лица и все тело были покрыты густыми волосами, темными на руках и ногах, и седыми, как сталь, в бороде. Но голова была совершенно лысой и сверкала, как донышко начищенного котелка. Он крепко стоял на ногах и явно уклонялся от высокомерных взоров Маурика. Очевидно, этот человек прожил всю жизнь с мечом в руке. И если сейчас ему предстоит погибнуть от меча, он примет смерть спокойно.

Не так было с пленником, которого развязали рядом с ним. Еще один мальчик. Его кожа и волосы были светлыми, как у ее соплеменников. Мальчик был в ужасе, но мужественно старался превозмочь свой страх. Ему было не больше восемнадцати. Рику тронули его попытки держаться мужчиной. То, что она могла чувствовать подобную жалость к римлянину, возмутило ее. Что с ней творится!

Рика хотела отвернуться, но ее взгляд приковал последний пленник, одетый в алую командирскую мантию. Но не только яркость цвета, резко контрастирующая с грязно-коричневым цветом одежды других, привлекла ее внимание.