Порабощенные сердца - Страница 82

— Я хочу, чтобы этот план провалился, и для этого мне нужна твоя помощь.

— Ты, должно быть, сошел с ума, британец. — Он недоверчиво фыркнул. Каким образом это касается меня?

— Выслушай меня. Я хочу, чтобы ты убил Церрикса или, по крайней мере, ранил его. Наш закон запрещает искалеченному или раненому человеку быть королем. Руководство племенем должно быть в руках сильного человека, потому что слабость вождя ослабляет и племя. Если Церрикс потеряет власть, мир, который он поддерживает, долго не продлится.

Римлянин взглянул на него, затем на Инира и Балора, которые, согнувшись у небольшого костра, обжигали заостренные палки. Некоторое время он, казалось, находился в замешательстве, как будто сомневаясь, действительно ли слышал все это. Затем громко рассмеялся.

— Хотя я без всякого сожаления оборвал бы жизнь любого кельта, неважно, король он или нет, я все же не убийца. Если ты хочешь устранить его, британец, делай это сам.

— Я не могу. Если возникнет хоть малейшее подозрение, мне никогда не носить королевский торк. На лице римлянина появилась фальшивая улыбка.

— А… ты задумал это не ради своих убеждений, а из честолюбия! — Он снова рассмеялся и покачал головой. — Найди себе другого римлянина. Скорее твое копье пронзит мое сердце, чем мое — сердце твоего короля.

Нелегко было удержать язык за зубами и правую руку в неподвижности. Вряд ли Маурик когда-нибудь испытывал подобную ненависть к человеку.

— Ты нужен мне живой, убежавший к своим легионам. Только тогда все поверят в опасность, и я смогу поднять знамя войны, — смог он наконец выдавить.

В глазах раба появилось новое выражение.

— И ради честолюбия ты готов пойти на истребление своих людей?

Маурик чуть было не потерял контроль над собой, но услышал внутренний голос. Пока он удерживает внимание маленького испанца, надежда остается.

— Ты слишком самонадеян, полагая, что победа будет непременно за вами, римлянин.

— А ты — самонадеянный глупец, если думаешь, что вы сможете добиться того, чего не смог никто — сразиться с легионами Рима и остаться в живых!

— По крайней мере, мы умрем, как мужчины, а не будем перерезаны, как овцы, в ярме римского рабства!

Воцарилось молчание. Они смотрели друг на друга. Как ни странно, при обоюдной ненависти между ними образовалась некая тонкая связь и даже, в каком-то смысле, взаимоуважение.

— Почему я должен тебе доверять? — спросил наконец римлянин.

— Я тебе сказал. Ты нужен мне живой. Если ты умрешь, будет сделана только половина дела.

— Так ты говоришь. Но опыт научил меня, что человек, предавший единожды, не замедлит предать еще раз. У меня нет причин верить тебе, британец. — Он сплюнул. — И еще меньше — доверять.

Маурик не был удивлен таким ответом. Собственно говоря, он ожидал его и обдумал свои действия. Не без опаски, но снял золотой браслет с руки и положил в руку собеседника.

— Принеси это Церриксу. Он узнает его и поймет, что ты мог получить его только от меня самого. Потом расскажи, что я задумал. Уверяю тебя, он поверит, что это правда, даже если ты этого не понимаешь. Я умру, а его мирный план останется. И ваши легионы последуют примеру твоего центуриона и продадут свои мечи и честь за удобства мира.

Маурик ждал ответа. Достаточно ли умен этот хорек, чтобы понять, если он попробует пойти к Церриксу, то не пройдет дальше крепостных ворот?

Темные глаза сузились и остановились на браслете, зажатом в руке. Он медленно покрутил золотое кольцо между пальцев.

— Если я соглашусь, а я еще не согласился, то как смогу подойти достаточно близко, чтобы убить его?

Друз внимательно выслушал все сказанное далее и зафиксировал в памяти каждую деталь. Да, улыбнувшись про себя, кивнул, он знает, где оленья тропа пересекает ручей, и он будет наготове. Наконец-то настало время долгожданной мести. Если хоть половина из сказанного этим кельтским ублюдком с намазанными волосами правда, он вновь поймает свою удачу! Клянусь головами Цербера, побожился он, взывая к трехголовому сторожевому псу Аида, он вернется из этих гор героем, он позаботится, чего бы это ни стоило, чтобы никто не смог опровергнуть его донесение!

Они вышли из крепости на рассвете, двенадцать человек с мечами на поясах, неся каждый по восемь легких метательных копий или по прочному копью. Воздух был свежим и холодным, небо ясным, хотя в долинах и лощинах еще лежало покрывало оставшегося с ночи тумана. Однако никого из охотников не беспокоило, что утренняя пелена затруднит выслеживание дичи. Для этого существовали собаки.

Маурик держал свою свору из трех собак поближе к себе. Сегодня не тот день, чтобы заставлять борзых рыскать по кустам. Если раба случайно обнаружат прежде, чем он выполнит задание, тогда рухнет не только план свержения Церрикса!

Маурик не стал больше думать о плохом исходе, наоборот, он уверен в благосклонности судьбы, пророчески подтвердившейся внезапным появлением трех птиц, испуганно кружащихся над головой Церрикса.

Пока другие пытались загладить впечатление от плохой приметы, Маурик, по обыкновению всех слабых людей, отбросил последние сомнения. Предвкушая грядущую победу, он забыл, что появление трех птиц предвещало не только смерть, но и возродившуюся жизнь.

Наконец — не слишком быстро для того, кто ожидал столь многого — рассвет перешел в день. Поднявшееся солнце разогнало стелящийся по земле туман. Солнечные лучи тонкими лезвиями сверкали среди листвы. Темный, сырой лес повеселел и стал казаться светлым и теплым.