Он не стал ни отрицать, ни оправдываться. Это не имело смысла. Они всегда знали, что так должно быть.
— Римлянин! Нам пора, идем!
Рика опустила руку и потупилась.
— Мне… мне надо к Дафидду. Пусть… пусть хранят тебя боги. — Она повернулась к хижине и больше не оглядывалась.
— Нет!
Рика понимала его гнев. Он чувствовал, что его предали. Она положила руку на плечо.
— Дафидд…
Он дернулся, сбросил руку и, сгорбившись, отвернулся.
— Оставь меня.
Она отошла на шаг.
— Дафидд, мы всегда понимали… — Хотя ничто не в состоянии было смягчить жестокость этих слов, она старалась говорить ласково. — Мы всегда понимали, что он не может остаться, что когда-нибудь он покинет нас.
— Он вернется! — Белокурая головка повернулась, и она увидела слезы в его глазах. — Если он сказал, так оно и будет!
— Да, он сказал это. Но никто не может знать наверняка. Все может измениться…
— Он вернется. Я знаю! — Дафидд вытер глаза кулаком. Нервно сглотнув несколько раз, расправил плечи и задрал голову, как будто вызывая ее на спор. — Я знаю. И когда он вернется, все будет по-прежнему.
Рика вздохнула. Временами Дафидд проявлял удивительное упорство и принимал за реальность только то, что чувствовал сам. Но иногда он становился ужасным фантазером. Сейчас он совершенно не соглашался прислушаться к голосу разума.
— Дафидд, по-прежнему никогда не будет. Может быть, ты прав, и он вернется. Но это будет не тот Гален, которого ты знал. Он придет с войском, одетый в доспехи и шлем. Может быть, ты его даже не узнаешь. А ему, может быть, нельзя будет узнавать тебя.
— Конечно, он узнает! — Лицо исказилось от гнева. — Не говори так!
Рика опустилась рядом с мальчиком на колени. Обняв за худенькие плечи, она повернула его лицом к себе.
— Извини, Дафидд. Я не хотела быть жестокой, но если он и вернется, что это изменит? Он же говорил тебе, что римский солдат должен служить двадцать пять лет. Когда ему можно будет оставить армию, у него будет седая борода, как у того, которого он зовет Сита. Дафидд, прошу тебя, слушай меня.
Она смахнула со лба упавшую прядь волос.
— Он не мирный человек, спокойно проживающий свой век и умирающий в своей постели. Он воин. Ты слышал его рассказы о дальних странах и необычных людях. Может ли он остаться, будет ли доволен, возделывая землю и выращивая урожай? — Она говорила теперь почти шепотом. — Я знаю, что ты любишь его, я тоже люблю его.
— Тогда почему ты отпустила его? — Голубые глаза смотрели на нее с недоверием. — Почему не заставила остаться? Хотя бы попросила.
— Потому что он не фермер и не раб, и никогда не был ни тем, ни другим. И я не любила бы его, если бы попыталась заставить его стать другим.
Он затряс головой.
— Гален говорил мне, что мужчина сражается за то, что любит.
Рика замигала от внезапно нахлынувших слез.
— Дафидд, я тоже была при этом и слышала его слова. Он говорил, что мужчина сражается во имя любви, а не за то, чтобы удержать любовь.
Он странно посмотрел на нее.
— Ты женщина, ты не понимаешь, — тихо сказал он, отворачиваясь. — Но это не имеет значения. Я знаю…
Поскольку он по-детски отрицал то, чего не мог понять, она восприняла его странный ответ за согласие. Особенно когда услышала окончание.
— Он говорил, что должен делать мужчина.
Заслонив глаза от яркого полуденного солнца, Церрикс смотрел на казавшуюся бесконечной колонну солдат, тянувшихся через лежащее внизу ущелье.
— Это производит впечатление. Если эта армия взята только для переговоров, как говорится в его послании, то как же должен выглядеть весь легион?
Церрикс не ответил на вопрос, спокойно заданный человеком, стоящим рядом с ним на высокой стене крепости. Мирддин спрашивал не для того, чтобы получить ответ. Подыгрывая королю, друид просто выразил вслух мысли, страхи и сомнения людей, которые также наблюдали, как армия Агриколы, подобно черной тени, ползущей по земле, в боевом порядке продвигалась по дну долины.
— Разведчики сообщали о многих тысячах, — наконец произнес он. — Четверо наших воинов, попавших в лагерь вместе с центурионом, были поражены. Они утверждают, что количество вооруженных людей под его командованием невозможно сосчитать. Их как деревьев в лесу. Поэтому я верю его словам, что он действительно пришел сюда только для переговоров. И все же, хотя этот жест доброй воли кажется мне искренним, он преследует и другую цель.
Церрикс повернулся и посмотрел на жреца.
— Чтобы почувствовать силу кулака, не обязательно видеть его вблизи, Мирддин. Это, — он жестом указал поверх стены на надвигавшуюся армию, — может быть, только десятая часть его сил. Но Агрикола знает, этого вполне достаточно, чтобы я понял его превосходство. Если же я начну атаку, у него вполне хватит людей, чтобы удержаться до подхода подкрепления. Через два дня или ранее его легионы были бы в моей долине. У нас нет ни одного шанса победить такую силу.
— Ты уверен? — спросил друид.
— Ты знаешь, что да. — С грустной улыбкой Церрикс взглянул поверх стены. Хотя разведчики доносили о нескольких сотнях всадников в армии Агриколы, сейчас их было совсем немного. Высокопоставленные персоны, догадался он, поскольку все, кроме одного, были в одеждах ярко-красного цвета. Их, как ему было известно, разрешалось носить только представителям власти. Однако главным, несомненно, был одетый в пурпур человек во главе колонны.
Церрикс некоторое время пытался рассмотреть того, кто должен быть Агриколой. Но расстояние было слишком велико. Тогда он вновь перенес внимание на его армию.