— Я не вижу в этом смысла, домина.
Она обернулась, сердце радостно забилось. Если она сможет сказать Церриксу, что этот римлянин не подчиняется командам, его за дерзость, по крайней мере, могут высечь. Какое наслаждение увидеть эти гордые плечи под ударами бича! Может быть, Церрикс переменит свое решение, и она сможет избавиться от его присутствия.
— Ты отказываешься подчиняться моим приказам, раб? — Глаза Рики сузились, скрывая ее нетерпение.
— Да, если приказ неразумен. — Темные глаза Галена на мгновение остановились на ней, затем поднялись к небу. — Ночью будет дождь, лучше оставить остаток поля несжатым. Попозже я пойду и соберу в снопы уже сжатое. А сейчас, домина, тебе нужно вырыть новую яму для хранения урожая, когда зерно высохнет и будет провеяно.
Рика оторвала взгляд от римлянина и посмотрела на Дафидда с молчаливым осуждением. Утром, когда они шли к реке, она произнесла эти же слова. Высушенный и обмолоченный урожай должен храниться в амбаре, в горшках. Однако для семян нужна глубокая яма, обмазанная глиной и закрытая деревянной крышкой. В теперешней яме плетеные стенки прогнили, и нужно было вырыть новую. Только Дафидд мог рассказать ему об этом.
— Не вини мальчика, — вступился за него римлянин. — Это я спросил его, где будет храниться урожай.
Рика знала, что он лжет. Он рядился в заступника, предлагая себя вместо мальчика в качестве мишени для гнева. Это разозлило ее еще больше. Похоже, он специально провел между ними четкую черту противостояния с Дафиддом посередине. Но Рика не собиралась вступать в такую игру. Она не доставит ему этого удовольствия.
— В таком случае, вырой ее! — Она повернулась, и успела сделать лишь один шаг, как его голос снова остановил ее.
— Чем?
Рика быстро пошла к хижине, не обращая внимания на его шаги сзади. Вошла внутрь и тут же вышла, прежде чем он смог последовать за ней. В правой руке она несла отцовскую железную лопату, отполированную за долгие годы, надетую на дубовый черенок. В левой руке — кирку, изготовленную из рога красного оленя, убитого отцом прошлой осенью. Рика молча бросила инструменты под ноги римлянину. Он не вынудит ее к разговору и к ответам на пустые вопросы под тем предлогом, что ему нужны указания. Она уже изучила его тактику.
Рика топнула ногой: здесь, глубиной в половину человеческого роста и шириной в длину руки.
Довольная тем, что перехитрила его, Рика направилась к печи. Испекся он или нет, она вытащит хлеб. Больше она не ступит за порог хижины, пока он будет поблизости от ее двери.
Обычно ритмичный звук ткацкого станка успокаивал Рику. Сегодня было не так. Перекрывая клацанье костяных шпулек и тихое поскрипывание роговой рукоятки, слышались другие звуки. По-своему ровные и ритмичные удары римлянина вторгались в пение станка. Даже не видя его, Рика не могла выкинуть его из своих мыслей, впрочем, как и из своей жизни. Церрикс позаботился об этом. Почему? Может быть, этот римлянин навязан ей в наказание за отказ присоединиться к домочадцам Церрикса на положении вдовы и родственницы — стать одной из полудюжины женщин, прислуживающих жене короля? Во имя богини! Она получила право на эту землю — собственность ее отца — и на независимость, которую этот участок давал владельцу! Никогда больше она не попадет под власть какого-либо мужчины и не будет страдать от его власти. Этот урок был вбит в нее каждым движением, которое она терпела той ночью. С каждым слюнявым покряхтыванием, которое издавали насильники, она повторяла про себя молчаливую клятву: никаких мужчин — никогда!
В хижине было жарко, сквозь открытую дверь не проникало ни малейшего ветерка. Обычно она никогда не сидела внутри во время полуденного зноя. Все эти неудобства из-за него, из-за того, что она должна избегать римлянина.
При этой мысли ее упрямая гордость возмутилась. Ни один мужчина не будет диктовать ей, что делать. Никакой раб не сделает из нее пленницу!
Рика подошла к двери, и звук кирки стал громче. Она зажмурилась от ярких лучей солнца и инстинктивно отвернулась. Взгляд упал на то место, где работал римлянин.
Он снял свою белую рубашку и остался только в набедренной повязке. Он работал спиной к ней, и первый раз Рика смогла смотреть на него, не встречая ответного взгляда. Она отметила, что коричневый цвет его кожи, который напомнил Дафидду золотистый дуб, — не результат загара, а следствие текущей в нем крови. Повязка мало что скрывала. Каждый кусочек его обнаженного тела: верх мускулистых бедер, ягодицы, широкая спина — все было такого же бронзового оттенка.
Явно не замечая ее присутствия, римлянин ритмично поднимал кирку вверх над головой и опускал в яму. Мускулы рук и спины ходили под упругой кожей, блестевшей от пота. Как в диком животном, в силе и крепости его тела была красота и грация.
Рика отвернулась, разозлившись на себя за эти мысли. Она же не легкомысленная девчонка из горной крепости, обсуждающая с подругами привлекательность какого-то молодого воина.
— Рика! — Возбужденный голос Дафидда остановил ее, когда она хотела вернуться внутрь. — Иди, взгляни на нашу яму!
Нет, раздался внутренний голос. И все же она перешагнула порог и пошла навстречу хромающему к ней и протягивающему руку Дафидду. Мальчик наполовину привел, наполовину притащил Рику к месту работы. При их приближении римлянин разогнулся и теперь стоял, слегка расставив ноги и опираясь на рукоять кирки. Он смотрел на нее, не отрываясь, даже когда вытирал лоб рукой.
Дафидд отпустил ее руку.