Порабощенные сердца - Страница 2


К оглавлению

2

Новый командир четвертой когорты, недавно прибывший в Дэву, не был незнакомцем для Руфуса. Десять лет назад он служил под его началом в Палестине. Хладнокровный и неприступный даже в бытность свою младшим офицером, Гален Мавриций всегда был приверженцем строжайшей дисциплины и в высшей степени требовательным наставником. Кто-либо другой не стал бы торопиться с таким уроком или вообще его проигнорировал, но не Мавриций. Его слишком беспокоила судьба подчиненных, что, впрочем, вряд ли поможет приобрести симпатии здешних офицеров. В Дэве воинская дисциплина была слаба, а моральный уровень низок: слишком многие, от простых солдат до центурионов, были сосланы сюда, на дальнюю границу Империи, в наказание.

В случае Руфуса дело обстояло именно так. Он не подчинился приказу, если можно это так назвать, но не раскаивался, несмотря на наказание. Что, кроме презрения, мог он испытывать к офицеру, за взятки посылавшего подчиненных в более легкие наряды. Он высказал свое мнение командиру когорты и очутился на первом же корабле, направлявшемся в Британию. Это было два года тому назад.

Руфус пошел подбирать свои учебные дротики, украдкой наблюдая за Маврицием и блондином-новобранцем. У парня не было никаких шансов. Мавриций был на голову выше и, несмотря на внушительный рост, унаследовал силу, быстроту и гибкую грациозность своей расы.

— Правильная боевая позиция, левое плечо за щитом, меч держи ровно, готовься к удару… — произнося эти слова, Мавриций поигрывал зажатой в правой руке тростью из виноградной лозы. Атрибут его чина, трость, служила также воспитательным целям. Руфус внимательно наблюдал. Ни поза, ни выражение лица Мавриция не выдавали его намерений. Да этого и не могло быть. Слишком закален был этот человек. Те, кто, подобно мавру, выдерживали жестокие испытания, выпадающие римским легионерам, привыкали никому не давать пощады и не просить о ней.

Все произошло в одно мгновение. Даже ожидая, Руфус все равно поразился скорости, с которой трость поднялась, описала в воздухе дугу и вновь опустилась. Юноша заметил движение. Но навыки, не доведенные до автоматизма, немногим полезнее полного их отсутствия. Несмотря на команду поднять щит и отразить удар, реакция юноши была неуверенной и запоздалой. Когда трость с громким треском обрушилась на его щит, он неуклюже отшатнулся. Левая рука его, казалось, обессилела, и щит опустился. В этот момент расчетливо и хладнокровно его противник нанес второй удар — резкий, яростный, колющий удар в живот. Рекрут тотчас согнулся пополам и, схватившись за живот, задыхаясь, упал на колени. Лицо Мавриция напоминало маску из бронзы. Если он и чувствовал что-нибудь, то ни один мускул на его лице не выдал этого.

— Вставай, рекрут. Несколько дней боль в кишках будет напоминать тебе, для чего нужен щит. Стоит опустить его в бою, и ты мертв.

Руфус смотрел, как юноша поднимается на ноги. Тот боролся с непослушным телом, а в глазах его горела неприкрытая ненависть к стоящему перед ним темнокожему человеку. Руфус улыбнулся. Вот так это и начинается — превращение в солдата. Оскорбленное самолюбие и ненависть рождают доблесть. Мужчина становится крепче, как сталь после каждой закалки.

Руфус продолжал наблюдать, как новобранцев одного за другим вызывали вперед. Урок, данный первому, не прошел для его товарищей даром. Ни один щит не опустился более, чем на дюйм, и каждый удар по столбу был нанесен по правилам.

Но Галена Мавриция удовлетворить было не так просто. Пот из-под шлемов новобранцев стекал ручьями, а он приказывал повторять упражнение снова и снова, внимательно отмечая каждое отклонение от прицела или от правильного положения щита. И лишь только когда у них уже не осталось сил, чтобы поднять оружие и нанести удар, последовал приказ прекратить упражнения и положить оружие. Мечи и щиты сразу же с глухим стуком посыпались на землю.

— Враг не заботится о том, устали ваши руки или нет. С завтрашнего дня я тоже не буду обращать на это внимание, — неторопливо произнес Мавриций, отчеканивая слова, чтобы они дошли до каждого, и пронизывая всех по очереди одним и тем же предупреждающим взглядом. — Но сегодня я в хорошем настроении. Вы свободны.

Как пыль на ветру, шеренга распалась, новобранцы врассыпную бросились к выходам из амфитеатра. Конечно, прямиком в гарнизонные бани, подумал Гален. Он посмотрел им вслед и с удовлетворением отметил, что, если не обращать внимания на пыль и пот, они выглядят вполне пригодными для завтрашних учений. Если бы он мог сказать то же самое о себе! Гален переложил трость в левую руку и расслабил мышцы правой. Отдача от удара по щиту новобранца разбередила старую рану.

Смирившись с болью, которая, как Гален знал, будет отдавать в плечо еще не один день, он обратил внимание на группу опытных солдат, разбившихся на пары для тренировочного боя в середине арены. Гален узнал среди них одного из четвертого легиона, широколицего парня с большими оттопыренными ушами, который откликался на имя Фацил. Хотя в казармах его считали кем-то вроде клоуна, в учебном бою этот североиталиец был совсем не промах. Его противник только что имел возможность поблагодарить богов за то, что схватка была учебной — на лезвии меча была кожаная насадка.

— В последнее время твоя палка сильно бьет, Мавриций. — При звуке знакомого голоса Гален удивленно поднял бровь и медленно повернулся. В Дэве было немного людей, от которых он мог бы вытерпеть критику, лысый гигант из Фракии был одним из них.

— Не так сильно, как вражеский меч, — ответил он, слегка улыбнувшись при виде знакомой медвежьей фигуры. — Если ты не хочешь получить еще один перевод за неповиновение, Сита, я советовал бы тебе прибавлять к моему имени слово «центурион».

2